ГЛУХОМУ ЧУЖДО СОМНЕНИЕ

Миру не нужен нищий,

Миру не нужен убогий,

Но на пустынной дороге,

Где ветер холодный свищет,

Кто же вспомнит о боге?

Миру пророк не нужен —

Глухому чуждо сомнение,

Чуждо толпе знамение,

Но кто же в душевной стуже

Вспомнит о воскресении?

П.Л. Проскурин «Из цикла «Знаки на бересте»

В преддверии 80-летия П.Л. Проскурина хотелось бы сказать несколько слов о том, о чем по ряду вполне понятных политических причин мало писала критика в последние советские годы, совершенно не писала в 1991–2007 годах и вряд ли будет писать в ближайшем будущем.

Роман «Отречение» – завершающая часть знаменитой трилогии, начатой романами «Судьба» и «Имя твоё». Наибольшей известностью пользовался роман «Судьба», по которому был снят фильм «Любовь земная – Судьба», ставший кинобестселлером в 1976–1978 годах.

 «Отречение» – самый сложный, противоречивый, но и наиболее художественно совершенный из романов трилогии. Именно в нем писателю удалось предвидеть многое из того, что случилось со страной и народом на переломе 80–90-х годов.

Анализируя процессы, происходившие в 70–80-х – начале 90-х годов в советской элите, Пётр Лукич Проскурин ясно различал пугающие гибельные тенденции.

Тончайшими оттенками своей богатейшей палитры писатель создает яркую картину последних советских лет с её уникальной архитектоникой, с её бурными водоворотами восходящих и нисходящих энергий.

В сложнейшей многомерности 80-х годов прошлого века, в конфликте Малоярцева и Шалентьева, в столкновении их обоих с академиком Обуховым, в собирательном образе которого отразилась вся трагическая и великая судьба русской науки, нашли своё место и схватка между старой военно-партийной бюрократией и прагматиками-технократами, и ожесточенная борьба между различными научными школами, и стремительно прогрессировавшее перерождение части партийной верхушки.

Симпатии писателя не принадлежат всецело никому из его героев. Он, как и всякий подлинный мастер, никогда не рисовал действительность в чёрно-белых тонах и находил место для того, чтобы каждый персонаж продемонстрировал свою собственную правду и свое понимание должного.

Совершено удивительно, как Проскурину удается двумя-тремя мастерскими мазками показать сложнейшие социально-политические события, происходившие в СССР. Дорогого стоит, например, сюжетный уход от одного из своих любимых героев, крупного партийного деятеля Тихона Брюханова (трагически погиб при невыясненных обстоятельствах), в личности которого кристаллизовались черты многих лидеров – от Кирова до Машерова. С руководителями именно такого типа писатель связывал многие свои надежды на прорыв в будущее.

Его заменяет Шалентьев, который унаследовал и его дело, и даже супругу, и эта замена является гениальным, а потому мало кем из критиков замеченным художественным отражением процесса нарастания влияния внутри партии военно-промышленного комплекса с его огромными достоинствами и столь же масштабными ограничениями.

Высочайшего накала достигает проза Проскурина там, где он дает понять: Шалентьев – фигура в высшей степени трагическая. Рожденный, чтобы побеждать и идти вперед, он, увы, обречен на поражение.

Проскурин ставит перед своим героем неразрешимую задачу: его, Шалентьева, выигрыш (то есть, говоря более сухим политологическим языком, победа) в гонке вооружений будет означать немедленное нарушение сложившегося баланса сил, чреватое непредсказуемыми, вплоть до тотального уничтожения планеты, последствиями.

 И его антипод, старый аппаратный волк Малоярцев, описанный настолько великолепно, как никто и никогда в советской литературе не описывал фигур подобного «партийного» масштаба, вправе торжествовать – именно его принцип «шаг вперед, два шага назад» оказывается вроде бы более правильной стратегией… Равновесие удается сохранить… Но недолгим будет это торжество…

Те, кто мог Спасти, погибли: и Брюханов, и Шалентьев. Не появится вовремя новый герой, способный отыскать верную дорогу в будущее. И всё, ради чего существовали и плели сеть хитроумных своих интриг такие, не побоимся этого слова, по-своему великие управленцы, как Малоярцев, покатилось под гору, вниз…

Вообще в «Отречении» Проскурин сказал очень много горьких, тяжелых и при этом правдивых слов. Причем сказал, в отличие, скажем, от Солженицына и многих прочих «разоблачителей», на высочайшем художественном уровне.

И вот здесь основное, ради чего, собственно, и написан этот небольшой текст.

Сказав все эти слова, Проскурин остался в том мире, в том лагере, который подвергал заслуженной критике. Я думаю, что суть отличия этой мировоззренческой, художественно-нравственной позиции от позиции тех, кто моментально сменил цвет знамени, понятна всем, кто хотя бы немного знаком с законами Творчества.

Такая критика подобна действиям бойца, только что обматерившего собственное начальство за непростительную слабость и трусость в бою, а затем бросившегося в бой, подхватив всё то же многократно простреленное знамя, выпавшее из командирских рук.

 Я думаю, что этот принцип нравственно-политического существования более чем понятен многим из тех, кто в настоящее время причисляет себя к левой оппозиции..

У этого романа, который оказался абсолютно неожиданным как для врагов, так и для многих друзей и почитателей таланта писателя, была не очень счастливая судьба. Вчерне Проскурин закончил его в 1988 году, и с тех пор он только однажды (начало 1993 г.) был издан в виде самостоятельного издания, которое к тому же по техническим причинам не было должным образом подготовлено к печати. А затем, как мы все знаем, события в нашей стране понеслись вскачь…

Думается, что многие истинные ценители прозы Петра Лукича Проскурина будут рады встрече с этим прекрасным и пока не получившим достойной известности произведением крупнейшего писателя конца XX века.

Алексей Петрович Проскурин,

сын писателя

"Экономическая и философская газета", №1, 2008 год