"БРЯНСКИЙ ТЕКСТ" В ТВОРЧЕСТВЕ  П.Л. ПРОСКУРИНА

«Брянский текст» не является неотъемлемой частью всех произведений П.Л. Проскурина, несмотря на то, что писатель родился на Брянщине. Наиболее полно он воплотился в автобиографическом романе «Порог любви». Кроме того, несколько строк рассказа «Радуга над лесом» посвящены Брянской земле.

В книге «Порог любви», состоящей частично из философских размышлений, мы находим интересные соображения писателя о сущности такого явления, как город. Города, по мысли автора, имеют свою историю, дух, душу[1]. Они, «как люди, рождаются, растут, мужают, и на их обликах остаются следы поколений, их устремления и достижения; на лице любого города пласт за пластом остаются наслоения духа поколений…»[2]. «Построить город – это еще не все. Чтобы он ожил и зазвучал в полную силу, нужно вдохнуть в него душу, интеллект»[3]. Проскурин говорит, что существуют города, «отражающие тысячелетия, но есть города, создаваемые единым порывом; и им, вероятно, на сотни и сотни лет суждена по своей внутренней сути участь непрестанно пребывать в беспокойном горении» [1, с. 280] [4] (пример тому – Комсомольск-на-Амуре, который посетил писатель). Эти мысли Проскурина во многом перекликаются с рассуждениями Ю.М. Лотмана, который в статье  «Символика Петербурга и проблемы семиотики города» выделяет города концентрического и эксцентрического типа: «Эксцентричный город расположен на «краю» культурного пространства: на берегу моря, в устье реки. Здесь актуализируется не антитеза земля/небо, а оппозиция естественное/искусственное. Это город, созданный вопреки Природе…»[5]. Подобно тому, как Петербург был умышленно создан Петром I (а не развился постепенно из поселения в крупный торгово-промышленный центр), так и Комсомольск-на-Амуре, упоминаемый Проскуриным, был буквально начат «с бревна и тачки, раскинулся теперь на десятки и десятки километров как сказание из камня и стали»[6].

Автор также рассуждает о различии большого города и провинции. Москву он сравнивает с Третьим Римом, она «шумела, куда-то двигалась, стонала от наслаждения и корчилась от боли»[7]. «Москва неудержимо разрасталась. Москва, по сути дела, давно уже стала самостоятельным организмом со своими внутренними законами управления и роста»[8]. Этот неумолчный шум, суета многомиллионного города, «где вечное, великое соседствует с мелочным, сиюминутным», противопоставляется оазису тишины и спокойствия провинциального города, где «можно посидеть за самоваром, подумать, поговорить»[9]].

Говоря о Брянске, Проскурин очеловечивает  его – называет «городом-воином» (в то время как Смоленск, например, писатель именует «городом-замком», «городом-крепостью»), которого судьба щедро одарила историческими потрясениями. И здесь, прежде всего, вспоминается знаменитое Куликово поле, к которому от каждого старого русского города «тянутся в глубь истории… свои глубинные нити; брянская земля дала легендарного Пересвета, зачинателя Куликовской битвы, явившейся мерилом всенародного мужества и объединения…»[10]. Древний русский город Брянск знаменит своей богатой историей. Это «земля героического звучания, партизанской славы; ратная ее доблесть уходит в седое прошлое»[11]. Спустя годы после окончания Великой Отечественной войны автор видит на улицах Брянска колонну овеянных легендами партизан и подпольщиков, съехавшихся на встречу со всех концов страны. Это зрелище представляется ему символичным, связывающим воедино разные времена, давно минувшие исторические события и современность. Связь времен олицетворяет в тексте и образ дуба-великана у стен Свенского монастыря. «Какая-то сладкая жуть кружит в сердце – под дубом перед Полтавской битвой, определившей многое в судьбах России, в судьбах Европы, сидел Петр Великий, а вот сейчас пришли и сидят трое светлоглазых парнишек в форме профессионально-технического училища…»[12].

В связи с героическим прошлым Брянщины возникает тема брянских лесов – «сквозь их дебри прошумели многие и многие века Русского государства; непроходимые, дремучие, служили они надежным заслоном от враждебной и дикой степи. Видели они и летучие отряды половцев, и неисчислимые орды Батыя; рвались и навсегда увязали в них нашествия с Запада. Многие народы уже закончили свой исторический путь и рассеялись в дымке прошлых эпох, а брянские леса все стоят и стоят, и уже совсем недавно, в Великую Отечественную, их ратная слава вновь вспыхнула ярким заревом»[13].

 Образ Брянска у Проскурина неразрывно слит с его лесами, природой. Подъезжая в очередной раз к городу, он видит за окнами вагона «знакомые, мучительно близкие леса и перелески, залитые холодновато-сизой водой лощины, туманные, манящие своей размытостью горизонты; …вместо только что стоящих по пояс в воде осин и берез несутся мимо гордые царственные сосны или важные мрачноватые ели…»[14]. Сердце переполняется ожиданием чуда, узнаванием чего-то важного о жизни и о себе. Сходное самоощущение героя мы видим и в рассказе Проскурина «Радуга над лесом». «Брянские леса! – думал я. – Мне уже и под сорок, а они себе все стоят и стоят, молодые и зеленые, одно дерево упадет, другое, незаметно подросшее, тут же его заменяет, и чудесно вот так идти, и вспоминать вот эту наивную истину, и порадоваться ей».[15]

В романе «Порог любви» в связи с воспоминаниями детства Проскурин рисует образ брянского города Севска (сам он родился в поселке Косицы Севского района). Писатель  говорит о том, что «не следует преувеличивать значение отдельных земель давней России, однако нет смысла и обходить их вниманием»[16]. Севск для автора книги является «одним из самых любимых и значительных городов русской истории и Русского государства»[17]. Это «очень старинный город, …едва ли не старше самой первопрестольной»[18]. Он имеет многовековую бурную историю: «первоклассная Севская крепость»[19] выдерживала самые лютые осады и против степи, и против Литвы и Польши. Издревле здесь жили военные люди, стрельцы, пушкари, драгуны. Названия окрестных слобод и деревень Севска говорят сами за себя – Пушкарная, Стрелецкая, Ямская. Именно здесь бушевали крестьянские восстания Хлопка и Болотникова.

Довоенный же Севск, куда семья будущего писателя переехала в 1934 году, – «тихий, утопающий в садах и старых деревьях районный городок, волею судьбы оставшийся в стороне от железных дорог и в распутицу, непогоду отрезаемый от мира»[20]. В то же время он – центр образовательной деятельности района, техникумы и другие общеобразовательные учреждения приподнимают значение Севска. Город красив своей древней красотой – среди «удивительных раздолий» возвышаются церкви, соборы и монастыри. Проскурин называет Севск «сказочным, старым… городком»[21].. Перед играющими мальчишками возникают поразительные видения – «из огненно-вечерней зари надвигались литые полки литовцев, из сумеречных вечерних сторон прорисовывались зыбкие бесчисленные полчища летучих половцев, слышались храп коней и тонкое шипение стрел…»[22]

Вспоминая о годах Великой Отечественной войны, Проскурин пишет: «на брянской земле, не видавшей иноземного нашествия со времен татаро-монгольских полчищ, теперь непрерывно, мешая друг другу, двигались машины почти всех стран Европы, двигались бронированные орды»[23]. Фронт пролегает через Севск, разрушая всю его старинную красоту. Спустя годы, посетив родной город, писатель с грустью отмечает, что «прежнего городка, уютного, со старыми купеческими домами, с затейливой лепниной на фронтонах и по карнизам, и в помине не было – война ничего не пощадила, и даже старые церкви и монастыри с их трехметровой ширины стенами у оснований, не говоря уж о верхах, куполах, сегментах, подвергшихся разрушению еще в двадцатые-тридцатые годы, были непоправимо покалечены»[24].

Таким образом, представляется закономерным, что «брянский текст» художественно оформился в творчестве писателя, родившегося на Брянщине. Повествование о Брянске и Севске у Проскурина неразрывно связано с бурным военным прошлым этих древних русских городов, которое снова дает о себе знать в связи с событиями Великой отечественной войны. Кроме того, образ Брянска раскрывается через его природную составляющую – легендарные дремучие леса.

                                                    Кустарева Лариса Сергеевна,

аспирант кафедры русской литературы ХХ века Брянского государственного университета им. академика И.Г. Петровского.