02.02.08

НАШЕ ПОЛЕ -ЭТО НЕБО

Нас с Сергеем Каргашиным лет двенадцать  назад  познакомил нас мой отец,  Петр Проскурин, который поэтическое дарование  тогдашнего спецкора «Советской России» приметил  еще  тогда в начале 90-х годов, да  и впоследствии неоднократно очень высоко отзывался о его творчестве.

Нынешняя московская жизнь плохо располагает для неспешного вдумчивого общения – не шестидесятые, чай, и не даже не восьмидесятые, встретиться-то  иногда не получается месяцами, не то что поговорить по душам. Тем не менее, иногда случается это чудо – роскошное, открытое, неспешное общение, из которого люди выходят освеженными, а не разраженными или недовольными друг другом.  

И вот как-то раз, зимой 2002 года  мы  долго  рассуждали об  изменившейся роли литературы в обществе.

Это было время, когда  в патриотической интеллектуальной среде ещё  было принято при встречах пугать друг друга: «Кончается русская литература! За великими стариками: Бондаревым, Беловым, Проскуриным, за чуть более молодыми Прохановым и Личутиным – никого». Разумеется, и сами восклицавшие, и их слушавшие понимали, что дело обстоит не совсем так. Но все же в литературе, а главное в восприятии ее обществом и народом,  несомненно,  имелось что-то пугающее, какой-то злорадный оскал явно силился выплюнуть из нечистых уст что-то вроде: «Ну, что дописались, властители дум? А через десять лет о вас вообще никто не вспомнит. Никогда не будет более  этих переполненных концертных залов на творческих вечерах и горящих глаз, требующих откровения.  А литература займет свое  подобающее место в комнате доживающего свой век старика или  сентиментальной девчонки-институтки».

Я находился  тогда в весьма угнетенном состоянии духа. После смерти отца едва прошёл  год, огромный кусок  жизни, который был связан с ним, в одночасье перестал существовать. Неожиданно я с испугом в самом себе обнаружил явные признаки падения интереса к чтению и  полное отсутствие желания знакомиться с новинками, в душе надеясь, что это  временное и относя это на счет собственной жизненной ситуации.

С другой стороны, журналистика приучает  к анализу, и попытка взглянуть на ситуацию объективно,  светлых красок не прибавляла.

Мне и до сих пор представляется, что основная причина снижения статуса литературной деятельности, состоит в изменении привычной модели русской жизни, русского космоса. В нем всемогущей власти всегда противостояла интеллигенция, прежде всего -  литература. Власть управляла, угнетала  и карала, литература – указывала на ошибки, защищала и призывала к милости, иногда, когда дозволялось – почти открыто, иногда – с помощи разнообразных эзоповых средств. Так было во времена Екатерины и Новикова, Николая I   и Пушкина,  Николая II и Толстого,  Сталина и Булгакова. И во времена Брежнева имена крупнейших литераторов ассоциировались с некой русской альтернативной позицией. Например, именно писатели возглавили протест против поворота сибирских рек.

Что же сейчас? – Огромная часть функций русских писателей перешла в руки политической оппозиции. Надежды и чаяния народа  в поисках альтернативных ответов  теперь связаны прежде всего с ними.

И теперь,  когда литература лишилась своей политической функции -   будущее её темно, удел её - упражнения в стиле. Да еще детективы и писанье бесчисленных сценариев для столь же бесчисленных сериалов.

Сергей же  в ответ на все эти мои мрачные пророчества просто-таки поразил меня каким-то удивительным светлым мироощущением, упорной верой в будущее литературы. Вот его слова 5 –летней давности: «Я думаю, это временное явление. Ситуация уже меняется. Конечно, по объективным причинам, литература прежней роли, как, скажем,  в советское время, в жизни нашей страны играть не будет. Но своя площадка, серьёзная трибуна у Слова в России будет всегда.  И  мне даже кажется, что как  только наши люди все-таки поймут, что против нас ведется духовная война, они станут вести себя совершенно по-иному. Я верю, что рано или поздно – всё встанет на свои места. Главное – каждый день совершать, пусть маленький, но шаг вперёд».

И этой твердости, неспешной, несуетливой уверенности в своем предназначении и в своей значимости, так поразивших меня  в Каргашине образца 2002 года, за прошедшие пять лет только поприбавилось. Его последняя книга стихов «Камни в сне летают» - это отнюдь не маленький и очень уверенный шаг вперед. Более того, она неопровержимо свидетельствует, что автор – один из первых российских поэтов, который действительно научился независимо существовать в изменившемся мире, выработал свою модель существования  и свою творческую позицию.

Совсем недавно,  незадолго до начала предвыборной кампании-2007, мы снова  встретились, перекинулись парой слов на бегу, и Каргашин снова меня удивил. Многие ли, скажите, поэты современной России  станут сомневаться и колебаться в случае, если  им будет предложено издать книгу? А ему предложили. Влиятельнейшая партия. Роскошное издание. Полная оплата. Условие было только одно – на выходных данных должно было стоять название партии. Сергей отказался. И в этом суть его позиции: отнюдь не избегая соблазнов мира, в то же время отвергать те из них, в которых он зорким взором поэта различает змеиное жало предательства или  мрачный перезвон «тридцати серебряников».

Его нон-конформизм некриклив, несуетлив, однако, сколько упорства и силы, например, в таких словах:                                 

                                         От  посторонних  глаз  вдали,

В тени  глуши  лесной,

Бежит  родник  из-под земли –

Родник  воды  живой.

…

Пусть травы ветром посечёт,

Пусть всюду ляжет снег –

Он  всё равно  бежит, течёт, 

Стоит  из века  в век…

  Каргашин  не стоит на пороге у мира,  как нищий в рубище с протянутой рукой и не пытается  повелевать,  потрясая туго набитым мешком. Не суетится в прихожих и не пытается мелькать на тусовках. Но и не мнит себя самовольно прорабом духа или лидером мнений.  Его диалог с миром  - это равноправный разговор очень сильного и очень доброжелательного человека.  

В этом, огромная и литературная, и, если хотите, терапевтическая ценность творчества Каргашина для современников, особенно для совсем молодых наших сограждан, ибо им в отличие от нас, родившихся в обществе действительно равных людей,  уже смолоду приходится столкнуться совсем с другим миром. В нем  ощущение жуткого, зияющего чернотой инферно, запредельного неравенства, его вечности и неизбывности, по мере того, как Россия будет двигаться в будущее, по моему мнению, будет только нарастать и  станет одним из главных лейтмотивов нового литературного процесса.

Все новые и новые жаждущие сердца, родившихся сильными,  будут обращаться в о поисках ответа на вопрос «Почему так?».

Но право подлинного  ответа будет дано далеко не всем. Его надо завоевать, выстрадать, заработать, отстоять.  Каждый Творец ведет бой с миром за право говорить с ним от своего имени, за  возможность не раствориться в этом мире,  за чудо остаться собой…И  только поэт, уже отстоявший Себя, сумеет   написать так:

 Небо – это тоже чьё-то поле.

 А не только вешалка для крыл

Русь моя, мозоли на мозолях,

 Пашет небо не жалея сил

…

И каким бы горьким хлеб наш не был

Ничего сытнее в мире нет!

Потому, что наше поле это небо!

Остальное – суета сует.

Это не смиренная молитва монаха о вечном небе  и вечной земле, которым никогда не встретиться в одном сердце! Но это и не безумие богоборца, мечущего в небеса молнии и проклятия.  Это  в высшей степени серьёзная, но и задорная притча землепашца о его небе, о его отношениях с вечностью, уважительная, но без покорности, дерзкая, но без нахальства.

Словом, перед нами та самая народность поэзии, коей  днем с огнем не сыскать уже и у иных маститых, не говоря уже о более молодых. В ней каждый может увидеть кусочек себя, иначе говоря, кусочек народа и его достижений и надежд, как, впрочем, конечно, и горестей, и разочарований. А не только тяжелые личные переживания  поэта A   или композитора В.

Безусловно, в последних стихах Каргашина есть не всегда оправданные мотивы ухода от реальности, есть иногда не полезное для поэта нежелание соприкасаться с теми или иными сторонами социума. Но только мотивы, самого ухода нет. И не может быть у  автора, в  котором столько ещё не растраченной лирической силы, как в  этих, например, строках:

 - Ты душистая ветка сирени

На раскрытых ладонях утра

И не только лирической.  Все смутные 90-е годы поэт Каргашин -  на самой, что ни есть поэтической передовой, отражает натиск многократно превосходящих сил противника. Одно из наиболее его известных стихотворений «Я поставлю опять на Россию»  стало знаковым для тех нелегких лет, для многих молодых людей оно явилось своего рода поэтико-патриотическим девизом поколения.

Новое стихотворенье «Отчизна». В портрет Родины поэт вплетает новые  цветы, используя теперь  более мягкие, более  взвешенные тона.

….

Какое слово тёплое – Отчизна.

Оно, как дом, как печь, как хлеб душистый.

Как детский сон под маминым крылом.

Как трель скворца – весною за окном…

….

Какое слово прочное – Отчизна,

Оно, как щит, как бастион, как пристань.

И пусть порой наотмашь бьёт судьба,

Ты не один – сломать трудней тебя.

Много земных трудов еще предстоит совершить поэту и многих соблазнов избегнуть. Теперь, когда патриотами являются все, когда  клятва в любви к Родине  превращается в одну из расхожих мелодий для мобильника,   всё труднее будет  не потеряться в бескрайнем море «ура-поэзии» и «да-здравствует прозы».

И временами уже слышится извечное: «Власть – это патриотизм! Если патриот не с властью  - это не патриот!»  Что ж… русской литературе,   как говорится, не впервой.  Никогда она не боялась такой ситуации, как уже было сказано,  в чем-то даже и  более привычной. Новые поэты примут этот вызов и споют новые песни.

Но как быть тем, кто столько прекрасных, омытых кровью  сердца, слов, сказал о Родине,  о России? Неужто пополнять собственной персоной сообщество патриотов, нежно-эпистолярных  и брутально-лужниковских? Или, напротив,  дорога лежит  в ряды бессмысленных крикунов, выучивших всего одно слово «Долой»?  Уверен, именно такие поэты как Сергей Каргашин, способны предложить обществу правильный ответ.  

Алексей Проскурин, 1 –зам. гл. редактора «ЭФГ»,

 "День литературы", декабрь 2007 года